Театр Станиславского
Первый акт -
занавес во всю ширь.
Не трогать ружье на стене -
Оно пригодится попозже.
Маленький, всеми проклятый гений,
Капля всемирной души,
Идет в этот мир из глуши -
Кинуть в него свои дрожжи.
Залы веселых столиц
Примут не сразу, но наверняка.
Вот путь от дурацких "зачем?"
до страшных "почем?",
Как только войдешь в эти двери.
Театр начинается с виселиц,
Не потеряй номерка...
Здесь так трудно выжить,
не став самому палачом,
Но в это не хочется верить...
-
Да сохрани тебя Небо,
Хотя бы в единственный раз!
Странная небыль,
В которую, дай Бог, поверить
Кому-нибудь из нас...
-
Я прошел мимо умных
и правильных книг -
Неприметный солдат рок-н-ролла,
Не помышляющий стать офицером.
Сексуальные революционеры... -
Куда мне до них,
Героически павших на баррикадах
Вендиспансеров?
Но я тоже не свят,
я жаждал любви
Да и прочих безумных вещей,
Зашвырнув в дальний угол талмуд
С главой про тычинку и пестик.
Через несколько лет
вы услышите хрип
И хруст поврежденных хрящей -
Это я в первый раз наступлю
На горло собственной песне.
-
Храни меня, небо,
Пока я в терновых венках.
Корка черного хлеба
И целая вечность
до третьего звонка.
-
Акт второй -
пора становиться большим.
Время разбрасывать камни
в огороды собратьев,
Голосу времени вторя.
Я занялся всерьез
Покореньем каких-то вершин,
Не заметив, что уровень неба
постепенно спускается
Ниже уровня моря.
Я стал в доску своим
Среди в стельку чужих,
Разменяв идеалы,
Что в юности вынес со стрита.
И столкнувшись с язвой желудка,
Как с одним из путей
спасенья души.
Я решил отсидеться в тиши
И отделаться легким гастритом.
-
Хорони меня, небо,
Я в лавровых венках.
Что за чертова небыль?
Еще двести грамм коньяка
До третьего звонка.
-
Третий акт -
надвигается эра реформ.
Сними же ружье со стены,
Передерни затвор, ну и так далее...
Смерть совершенна
среди готовых лекарственных форм.
Что уж там - лечит горбы,
Не говоря о воспаленьи миндалин.
Напиши на рецепте
"Прием раз в жизни, перед сном, натощак",
И она не замедлит прийти
Бескомпромиссная,
точно очковая кобра.
Жизнь, о Боже,
как трудно вымолвить слово "прощай"
Соленое море в глазах навеки
размоет твой
Всепобеждающий образ.
-
Возьми меня небо
Из похоронных венков.
Окуни меня в небыль
вечно звучащей симфонии
Третьих звонков!
-
Да хранит тебя Небо,
В стотысячный раз.
Светлая небыль,
В которую истинно верят
Лучшие из нас.
1985 г.
P.S. Отточенными коготками он извлекает из девятиструнной гитары такие звуки, которые услышишь от оркестра. Он зовет на живую вибрацию, мы приходим и получаем ее. Его голос прорывается через гул пустых разговоров. Он из эпохи 70-80-х: там, где Майк Науменко и его «Субботний вечер». Науменко знают, а Наумова, который многое перенял у него, поверил в русский блюз – не очень.
Его девять струн как девять жизней: если струна рвется, второй такой гитары, как и второй жизни, нет. Он не оглядывается назад, чтобы увидеть, кто идет за ним. Он не смотрит вперед, развиваясь где-то глубоко внутри и как-то по-восточному: «выход наверх всегда через боль». Он познал отцовство – «это причудливо и прикольно» – в сорок с лишним лет и благодарен за это судьбе. Он честен, чист и лиричен. Он одиночка по определению – «абсолютно независимый художник». Он не променял русский на английский. Его дисков «нет и не будет» ни в Новосибирске, ни в США (где он живет уже много лет), потому что он не продает русское искусство за три бакса «пиратско-мафиозной монополии». Зато он горд этим и верит в сарафанное радио, которое донесет его творчество до ушей, которые услышат. Он ходит «не в роскошном пальто, а в плаще», потому что всю аппаратуру он носит с собой в рюкзаках. Потому что все это – живой андеграунд.
|
